"Сибирь. Монамур": странная любовь

В новосибирском кинотеатре "Победа" состоялась российская премьера фильма "Сибирь. Монамур" Славы Росса – первой в истории отечественного кинематографа кинокартины, права на которую купила кинокомпания Люка Бессона Europacorp. По удивительному совпадению Росс оказался вторым после Звягинцева российским режиссером, которому удалось сделать немыслимый рывок из сибирской провинции сразу на западный рынок. Немало лет он отдал новосибирскому театру "Красный факел", где играл ведущие роли – собственно, впервые о Славе Россе широкий зритель и узнал после его дебютного полнометражного фильма "Тупой жирный заяц", посвященного трагикомическим и не очень трезвым будням провинциальных театральных актеров. И если Звягинцеву, замахнувшемуся на большой стиль и пресловутую русскую духовность, Запад поверил лишь один раз, рукоплескав "Возвращению", но проигнорировав явно задуманное на экспорт "Изгнание", то у Славы Росса, без всякого сомнения, большое будущее. В российском кинематографе появился мощный режиссер, который снимает сильное и искреннее кино – без намеренной оглядки на западные фестивали, где любят экзотику в стиле "а-ля рюс".

Как же давно не возникало желания назвать что-либо из отечественной кинопродукции шедевром. После просмотра "Сибирь. Монамур" такое желание появляется, впервые за последние годы. Это не просто мощное кино – это еще и первый российский фильм о России и русских людях, в котором режиссер не позволяет себе ни нотки фальши, ни единого кадра "ради колориту", не спекулирует на лубочных клише на тему "этих диких русских", а снимает до боли правдиво, честно и с глубочайшим чувством сострадания и соучастия.
Это то, чего так не хватало отечественному кинематографу, превратившему образ русского народа в грязную пьяную скотину – ведь западные зрители приходят в восторг от такой предсказуемой экзотики. Алексей Учитель с дальним прицелом на "Оскар" в своем "Крае" распинал на паровозе шкуру убитого медведя и демонстрировал каких-то безумных русских таежных поселенцев, которые все делают, аки звери – что совокупляются, что жрут, что бьют друг другу морду, беспощадно вращая глазами. Александр Прошкин в своем "Живи и помни" настолько изуродовал оригинальную повесть Распутина, что фильм мог вызвать разве что недоумение – настолько нелепо герои разговаривали на выдуманном иркутском диалекте и со страшным лицом глодали весенние ветки.

Кажется, Россу в "Сибирь. Монамур" удалось сделать все, на что не хватило сил и таланта у других отечественных режиссеров, за исключением разве что Павла Лунгина. Монамур – это таежный поселок, в котором осталось жить два человека – мальчишка Лешка (Миша Процько), отец которого пропал без вести, да его дед (Петр Зайченко). По тайге бродят голодные дикие псы, которые растерзают всякого, кто попадется им на пути. Не легче выживать и людям – дальний родственник Лешки, дядя Юра (тоже новосибирец- Сергей Новиков), отрывая от своей семьи последнее, едет за десятки километров в глушь "подкармливать" старика и парнишку. А те все продолжают ждать отца, смиренно произнося скупые и тяжелые молитвы перед почерневшей иконкой – обессиливая, голодая, питаясь похлебкой из пареной репы, но не оскотиниваясь, не опускаясь, а лишь укрепляя свой внутренний, будто стальной и несгибаемый, нравственный стержень, который спасает от этого холодного и отчаянного морока, который давно обступил их хибарку.

"Деду Бога перестало быть видно", – говорит Лешка, рисуя на бумаге желтым карандашом свою незамысловатую икону. "Сибирь. Монамур" – фильм о Боге как об этом внутреннем нравственном стержне, который не сломить. Роль Петра Зайченко, воплощение этой идеи, сыграна актером на грани гениальности. Выжить, проползти тайгу, переплыть ледяную реку ради любви к своему ближнему, с несокрушимой волей и верой – это не просто физический, это духовный подвиг. Оставаться человеком всегда, даже в таких условиях – это подвиг.
Фильм и о том, что милосердие превыше справедливости, что месть – моральный тупик. Вся цепочка персонажей повязана этой идеей, словно круговой порукой. Последняя проститутка, привязывающаяся к своему насильнику; ветеран чеченской войны, чье "Полковник – гондон" разносится эхом на всю тайгу, передумывающий кидать гранату в кавказскую забегаловку; молоденький солдат, вырывающий зашитые в трусы последние деньги, чтобы спасти незнакомую шлюху…

Кажется, Россу удалось то, чего не хватило Василию Сигареву в "Волчке" – произведении гениального натуралиста, но не художника. Тот же трехэтажный мат, грубые сцены секса, заезжие подонки – но Росс не просто увидел другую сторону медали, что не дало фильму скатиться в чернуху, он прозрел сквозь этот натурализм глубокую метафору, которая поднимает "Сибирь. Монамур" на уровень библейского пафоса. Росс, в отличие от мизантропа Сигарева, – большой филантроп, и даже в последнем ублюдке он находит забытые за ненужностью и собачьей жизнью зачатки нравственности, делающие человека человеком.
"Сибирь. Монамур" – вряд ли случайное название. Даже если такой таежный поселок и вправду существовал, у массового зрителя заголовок фильма будет отчетливо ассоциироваться с мультисюжетными лентами типа "Париж, я люблю тебя!". Кстати, на зарубежном сайте фильма название картины так и прописано латиницей: "Siberie. Mon Amour", что спровоцирует западного зрителя на ложные ассоциации еще больше. Своего рода горькая ирония. Сибирь – не города мечты Париж или Нью-Йорк, но Росс видит ту красоту, которой не найти на туристических открытках, – красоту эпическую, дикую, необузданную. И любит Сибирь другой любовью – выстраданной, а не созерцательной.

"Сибирь. Монамур" в Новосибирске

Корреспондент MORSa смотрел фильм "Сибирь. Монамур" в новосибирском кинотеатре "ПОБЕДА".